“И я вышел из дома постигнув науку смотреть” С. Калугин. - Закурить не найдется? – штаны невнятного размера, деревянные бусы на шее. Из наушников рвутся варварские звуки. Глаза пустые и водянистые. Это не человек – гуманойд. Качаю головой. Существо безразлично отходит и останавливает другого прохожего. Пустые, без тени мысли глаза. Я просыпаюсь. Просыпаюсь. Мир вертится в точке чужого зрачка. Кружится дикой пляской. Мир, война машина. Обезьяна, человек, снова обезьяна. Разорванный круг. Поворот, а дальше провал. Пропасть без начала и конца. Туда падают иллюзии мыслей. Я просыпаюсь… Вокзал. В руке пустая бутылка из-под пива. Кто-то усердно соскреб этикетки, до белых полос, видимо я. Снулый бомж, раскуривает хабарик: - Отдайте бутылочку. - Где я? Смотрит сочуственно: - Санкт-Петербург. Московский вокзал. Отдай, а? На север. На север. На север. Стучат колеса. Мелькают за окном торопливые станции. - Чурок я резал! Понимаешь, а? – дембель почти кричит. Его лицо раскраснелось от паленой водки и жары. – Своими руками, понимаешь? Давай за их здоровье выпьем? Давай! – он сует мне в руку до краев полный стакан. - Ну?! Чего, сучонок, не пьешь? Чурки говоришь? Наших резали?! Зато они людьми были! Настоящими, а не… Да я любого из них на сотню таких как ты не променял бы! Понимаешь?! - Понимаю, - а я его действительно понимаю. И он оглушенный моим ответом залпом допивает свой стакан. Кривится. Недобро молчит. И продолжает уже тише: - Когда уезжал, мне комбат автомат оставил. Сказал сам знаешь что делать. А я только одного хочу, дома отцу, братьям в глаза заглянуть. Понимаешь? А если и там тоже самое. Только пулю себе и остается пустить. Нельзя, понимаешь так, нельзя… Моя станция называется Сегозеро. Полоса земли прижатая болотами к полотну железной дороги. Ехать бы дальше да денег нет. Значит пойду пешком. Пятикопеешная монета чеканки 1998 года рожденная в Москве будет решать за меня. Какая ирония, даже на едине с собой все решают только деньги. Две паралельные линии пересекаются в бесконечно удаленной точке и эта точка город Санкт-Петербург. Шаг, второй, третий… Над головой нимб из сномища комаров. Оказывается к ним тоже можно привыкнуть. Солнце восходит и заходит за лесом. Третий день пути. Какой-то поселок, встречает меня молчанием стен. Стучусь в дверь первого попавшегося дома. Внутри девушка молоденькая – лет восемнадцати. Смотрит удивленно и слегка недоверчиво: - У вас заночевать можно? – заученая фраза слетает с губ без запинки. - Да конечно, проходите, - и никаких вопросов или подозрений. Маленькая веранда, на окнах тюль в цветочек, на столе недоеденный ужин. Плов с мясом и стакан молока. Девушка ставит вторую тарелку, режет хлеб. – Пожалуйста, угощайтесь. Скромно, но чем богаты… Благодарю и сажусь есть. Она садится рядом, больше смотрит чем ест. Света. Светлана. У нее густые черные, пахнущие лесом и костром волосы. Бронзовая загорелая кожа и стройное гибкое тело. В спальне темно, а за окном уже вовсю надрываются петухи. - А когда Виталик был, полегче жилось. Сейчас он в Чечне воюет, письма мне пишет. Родители у нас давно уже умерли. Мать я вообще не помню, а отца в дробилку пять лет назад затянуло. Бабка к нам раз в неделю заходит, помогает чем может. Я слушаю молча, обнимая ее худенькие плечики. - Ты сегодня уходишь, правда? – и не дожидаясь ответа торопливо продолжает. – Знаю что уходишь. Обещай, мне что вернешся, когда найдешь что искал. Ну же! Обещаешь? - Обещаю, - врать легко, а узнать ложь еще легче. Она затихает на моей груди. Благодарная за эту бесполезную надежду. День пути и еще один день. Зачем я возвращаюсь? Как же сильны в человеке корни, привязанности. Если он так стремится к своему дому. Дому от которого он бежит при каждой возможности. И все же именно дорога что-то значит. Мир меняется под моими шагами, или я меняюсь сам. А вот и город. Бетонка шоссе виляя уводит под гирлянды его проводов, мимо исписанных стен, вдоль по загаженному тротуару. Там, внутри бесконечный хоровод людей. Людей или существ? Сейчас. Сейчас я это узнаю, осталось совсем немного. Не могут люди жить только в лесах, не могут. - Эй чувак! Закурить не найдется? – я оборачиваюсь и встречаю пустой безразличный ко всему взгляд… 17.09.2000. СПб |